Марк Гроссман - Веселое горе — любовь.
— Рок — это выдумка. А голубя я вам достану.
Является через день и тащит из-за пазухи червонную, в золотой искре птицу, — глаза жемчужные, длинные крылья фасонно до земли опущены, клюв маленький, как осколочек перламутровой пуговички.
— Ну, Паша, удружил ты мне. Вовек не забуду, — говорю я Киму и несу поскорей красавца на балкон, к Шоколадке.
Спешу, тороплюсь. И вдруг стал, как вкопанный.
«А Одувашка как же? И у нее ведь мужа нету. Женю-ка я лучше новенького на веселу́шке этой».
Вот видите, что́ получается. И я уже незаметно для себя стал считать, что все лучшее — Одуванчику, что счастье ей от рожденья положено.
Голубь попался веселый да забиячливый, — чем Одувашке не пара? Увидел он молодую красавицу и стал голубятню хвостом подметать, запел любовные песенки.
Может, минутку одну и молчала всего Одувашка. А на второй минутке опустила крылья, будто подбоченилась; прошла, приседая, мимо голубя, вернулась к нему и — больше ни шаг от Золотого.
Ну вот, слава богу, при месте. Теперь о сестре ее подумать надо.
Что делать? Потащился опять на базар. Поосмотрелся там немного, вижу — двух желтых продают, белохвостых, с помарками в хвостах.
«Без помарок надо бы купить, — думаю, а потом махнул рукой, — и такие сойдут, не велика принцесса».
Купил одного из них. По наростам на клюве вижу — старик. Ничего, домоседничать лучше будет.
И верно: такой славный дедушка попался — безотлучно при молодой жене. Может, ревнует, а может, и просто — позднюю весну свою в жизни празднует. Ну, лишь бы счастливы были, а возраст — дело десятое.
Конечно, трудно старику за молоденькой поспевать. У нее в груди да в крылышках вон какой запас силищи непотраченной, ей потешиться хочется, побегать в воздухе, в «третий — лишний», что ли, поиграть. А мужу не хочется. Да что поделаешь? На то и любовь.
И вот как-то на самой заре поднялась Шоколадка в воздух. Стала она на кругу высоту набирать. С каждой секундой все выше и выше, и муж за ней во все крылья бежит, верный бедный голуби́на!
Утро яркое, солнечное, небо голубое-голубое. Только высоко в зените плавают редкие ватные облачка.
И вот под одно такое облачко и затащила Шоколадка мужа.
Вся стая — она к этому времени тоже поднялась в воздух — стала уже близко подходить к ним.
Мне солнце в глаза бьет, и я плохо вижу, как себя голуби ведут. Но можно сказать без ошибки, что в эту минуту желтый белохвостый уже задыхался, и земля тянула его к себе, как на бечевке.
Ну, ладно, вы полетайте там, сколько можете, а я пока ружье почищу. Зашел в комнату, снял «зауэр» со стены — и опять на балкон вернулся. Проверяю стволы на свет.
И вдруг — не столько увидел, сколько душой догадался в воздухе что-то случилось. Кинул взгляд в небо, — и запестрело в глазах от разбросанной стаи.
Приходилось вам когда-нибудь видеть бой множества истребителей? Один самолет в пике падает, другой несется вверх, третий вбок мчит, четвертый мертвым камнем валится и только у земли выпрямляет полет.
Что-то очень похожее случилось с моими голубями. Сначала подумал: играют. Да нет — какая же игра? Полет у птиц не игровой, а испуганный, — смертный полет.
Кто их устрашил — ничего не вижу.
Совсем было успокоился, как вдруг заметил: из облачка вынеслась серая точка и стремглав полетела вниз. И в тот же миг я понял: ястреб или сокол-сапсан.
Вскочил я со своего места и не знаю, что делать, чем голубям помочь могу.
А точка уже капелькой стала. Конечно же — сокол! Ястреб-тетеревятник, тот больше в лесу шныряет, над кустарниками петлит, берет свою жертву из-за угла. Ему не столько быстрота нужна, сколько ловкость, внезапный поворот, мгновенная остановка.
Сокол — боец открытого воздуха. Он всегда забирается выше своей жертвы и круто скользит на нее. Бросок на добычу почти не знает поворотов, а скорость — сто метров в секунду.
Оттого и разно устроены эти похожие на лету птицы. У ястреба крылья просторней, покруглей на концах, хвостище длинный — надежный руль для поворотов. А у сокола крылья узки, изогнуты серпом, остры в окончаниях, хвост меньше, чем у тетеревятника. С земли кажется, что ястреб короче в крыльях, чем сокол. Это неверно. Просто широки крылья у ястреба — и оттого коротышками кажутся. Да еще длинный хвост помогает этому впечатлению.
Все ближе разбойник, ближе. Вот теперь ясно вижу: сапсан. И мчит он на голубя в желтом пере. Хоть бы это Шоколадка оказалась!
Нет, вы, пожалуй, не то подумали. Мне ее очень жалко, бедную Шоколадку. Тут — другое. Она помоложе, половчее мужа и могла бы спастись от страшилища. А старику, мужу ее, разве уйти?
И вот уже между соколом и голубем совсем не стало воздуха.
Очень я растерялся и обозлился. Захлопнул пустые стволы, вскинул ружье к плечу и надавил на оба крючка сразу. Делать-то мне что-то надо, не могу же я просто смотреть, как у меня голубей губят.
Понятно, никаких выстрелов не произошло, но на душе легче стало.
«Было б у меня ружье заряжено, я б тебе, разбойнику серпокрылому, дал бы!».
Пока я эти — «было б» и «дал бы» про себя кричал, слился сокол с голубем в один комок, потом резко взмахнул крыльями и тяжело полетел прочь.
Вскоре стали испуганные голуби садиться на балкон. Один, другой, третий. Наконец-то и желтая птица со свистом вынеслась к голубятне.
Шоколадка!
А вместо мужа ее на балкон всего лишь одно перышко, крутясь, упало. Потом еще одно. Только эти два пера и оставил на память налетчик-сапсан.
Посмотрел я на Шоколадку, покачал головой:
— За что тебя судьба обижает?
И правда, почему так бывает в жизни: и радость, и неудачи полосой находят? Потом подумал и говорю:
— Знаешь что? Счастье с несчастьем двор о двор живут. Что толку унывать? Попытаем-ка еще удачи. Может, и радость к нам стаей пожалует.
ШАТУН ПЕТЬКА ЦЕЛКОВЫЙ
Может, вас удивит, что у голубя такое имя? Ничего хитрого тут нет. Просто я купил этого носатого длинного босяка за целковый.
На базаре можешь просить за свою птицу сколько хочешь. И бывают простофили, которые за рублевую чайку[25] отдают даже десять рублей. Случается и наоборот: дорогого голубя берут совсем за бесценок.
А Петьке Целковому, действительно, по фамилии цена.
Но — давайте с самого начала.
Торговал Петькой озорной дядя с красными от мороза руками и добрыми глазами, немножко навыкате.
— Полное кило — за руп! — весело аттестовал он свою птицу. — Берите хозяйкам на суп!
— Совсем ославил птицу! — сказал я продавцу.
— Это верно! — засмеялся он. — Иная слава хуже поношенья. Зато честно.
